Старец в миру, святой праведный Алексий Мечёв, получивший известность в первой четверти XX века, родился в Москве 17 марта 1859 года в благочестивой семье регента кафедрального Чудовского хора. 

Отец его, Алексей Иванович Мечёв, сын про­тоиерея Коломенского уезда, в детстве был спасён от смерти на морозе в зимнюю ночь святителем Филаретом, митрополитом Московским и Коло­менским. В числе мальчиков из семей духовенства Московской епархии, отобранных по критерию достаточной музыкальности, он был привезен поздним вечером в Троицкий переулок на митро­поличье подворье. Детей посадили ужинать. Вдруг Владыка встревожился, быстро оделся и вышел осмотреть прибывший обоз. В одних санях он об­наружил спящего мальчика, оставленного там по недосмотру. 

Увидев в этом Промысел Божий, митрополит Филарет отметил особым вниманием и попечени­ем спасенного им ребенка, постоянно заботился о нем, а в дальнейшем - и о его семье. 

Рождение о. Алексия произошло при знамена­тельных обстоятельствах. Мать его, Александра Дмитриевна, при наступлении родов почувствовала себя очень плохо. Роды: были трудные, затянулись, и жизнь матери и ребенка оказалась в опасности. 

В большом горе Алексей Иванович поехал по­молиться в Алексеевский монастырь, где по слу­чаю престольного праздника служил сам митро­полит Филарет. Пройдя в алтарь, он встал в стороне, но от взора Владыки не укрылось горе любимого регента. «Ты сегодня такой печальный, что у тебя?», — спросил он. «Ваше Высокопреос­вященство, жена в родах умирает». Святитель мо­литвенно осенил себя крестным знамением: «По­молимся вместе... Бог милостив, все будет хоро­шо», - сказал он. Потом подал ему просфору со словами: «Родится мальчик, назови его Алексием в честь празднуемого нами сегодня святого Алек­сия, человека Божия».

Рождение ревностного служителя у Престола Божия знаменательно совпало со временем совершения Божественной литургии; первые минуты жиз­ни будущего непрестанного молитвенника о страж­дущих людях были встречены и овеяны молитвами великого Святителя Русской Православной Церкви, который сам был беспримерным молитвенником.

В семье регента Чудовского хора царила жи­вая вера в Бога, проявлялось радушное гостепри­имство и хлебосольство; здесь жили радостями и горестями каждого, кого Бог привел в их дом. В двухкомнатной квартирке в Троицком переулке всегда было многолюдно, постоянно останавливались родные и знакомые, которые знали, что им здесь помогут и их утешат.

Всю жизнь о. Алексий с благоговением вспо­минал о самоотверженном поступке матери, кото­рая взяла к себе овдовевшую сестру с тремя деть­ми, несмотря на то, что и самим было тесно с тре­мя своими — сыновьями Алексеем и Тихо­ном и дочерью Варварой. Для детей пришлось со­орудить полати.

От родителей Алексей перенял добросердечное отношение к людям, привычку ставить на первое место удобство других, постоянно быть на людях.

Среди родных и двоюродных братьев и сестер Леня, как звали Алексея в семье, выделялся мяг­косердечием, тихим миролюбивым характером. Он избегал ссор, хотел, чтобы всем было хорошо; лю­бил развеселить, утешить, пошутить. Все это вы­ходило у него благочестиво. В гостях, в разгар игр в детских комнатах, Леня вдруг становился серье­зен, быстро удалялся и прятался, замыкаясь в себе от шумного веселья. Окружающие прозвали его за это «блаженный Алешенька».

Учился Алексей в Заиконоспасском училище, затем в Московской духовной семина­рии. Он был очень старательным, исполнитель­ным, готовым на всякую услугу. Оканчивая семи­нарию, так и не имел своего угла, столь необходи­мого для занятий. Чтобы приготовиться к ответу, ему часто приходилось заниматься ночами.

Вместе со многими товарищами по классу Алек­сей Мечёв имел желание поступить в университет и сделаться врачом. Но мать решительно воспро­тивилась этому, желая иметь в нем молитвенника. «Ты такой маленький, где тебе быть доктором, будь лучше священником», — заявила она с твердостью. Пойти против воли матери, которую так уважал и любил, Алексей не мог. Впоследствии Батюшка был очень ей благодарен за выбор жизненного пути.

По окончании семинарии Алексей Мечёв 14 октября 1880 года был определен во псаломщика Знаменской, на Знаменке, церкви Пречистенско­го сорока. Здесь ему суждено было понести тяже­лое испытание.

Настоятель храма был человек крутого харак­тера, неоправданно придирчивый. Он требовал от псаломщика выполнения и таких обязанностей, которые лежали на стороже, обходился грубо, даже бил, случалось и кочергой замахивался. Младший брат Тихон, посещая Алексея, нередко заставал его в слезах. За беззащитного псаломщика вступался иногда диакон, тот же все сносил безропотно, не высказывая жалоб, не прося о переводе в другой храм. И впоследствии благодарил Господа, что Он дал ему пройти такую школу, а настоятеля о. Геор­гия, вспоминал как своего учителя.

Уже священником о. Алексий, услышав о смер­ти о. Георгия, с готовностью пришел на отпевание, со слезами благодарности и любви провожал его до могилы, к удивлению знавших отношение к нему почившего.

О. Алексий говорил, что подобные люди указы­вают нам наши недостатки, которые мы сами-то за собой не замечаем; они помогают нам бороться со своим «яшкой». Два у нас врага — «окаяшка» и «яшка». «Яшкой» батюшка называл самолюбие, че­ловеческое «я», тотчас заявляющее о своих правах, когда его кто волей или неволей задевает и ущемля­ет. «Таких людей надо любить как благодетелей», — учил он в дальнейшем своих духовных детей.

В 1884 году Алексей Мёчев женился на дочери псаломщика Анне Петровне Молчано­вой. В том же году, 18 ноября, был рукоположен Преосвященнейшим Мисаилом, епископом Мо­жайским, во диакона к Георгиевской, на Лубянке, церкви Сретенс­кого сорока.

Сделавшись служителем алтаря, диакон Алек­сий испытывал пламенную ревность о Господе, а внешне проявлял величайшую простоту, смирение и кротость. Брак его был счастливым. Анна Пет­ровна любила мужа и сочувствовала ему во всем. Но она страдала тяжелым заболеванием сердца, и здоровье ее стало предметом его постоянных за­бот. В жене о. Алексий видел друга и первого по­мощника на своем пути ко Христу и был устрем­лен к совершенствованию при ее содействии. Дру­жескими замечаниями жены он дорожил и слушал их так, как иной слушает своего старца: тотчас ис­правлял отмеченные ею недочеты и был покоен в уверенности, что ее любящий глаз досмотрит и укажет то, что сам он в себе не заметил и упустил.

В семье родились дети: старшие дочери Алек­сандра (1887), Анна (1889), сыновья Алексей (1891), умерший на первом году жизни, Сергей (1892) и младшая дочь Ольга (1896).

19 марта 1893 года диакон Алексий Мечёв был рукоположен епископом Нестором, уп­равляющим Московским Новоспасским монасты­рем, во священника к Николаевской, в Кленниках, церкви Сретенского сорока. Хиротония состо­ялась в Заиконоспасском монастыре.

Маленькая церковь свт. Николая в Кленниках находилась на улице Маросейке и приход ее был очень мал, в непосредственной близости высились большие, хорошо посещаемые храмы.

Готовясь к пастырству, о. Алексий имел завет­ным желанием попасть в какую-нибудь глухую деревню, «где народ попроще», отдать себя бескоры­стному служению людям и объединить их в креп­кую духовную семью во Христе по образу Перво-апостольской Церкви: «Мне казалось, что среди простых людей достигнуть этого будет легче».

Получив вопреки своему стремлению приход в столице, о. Алексий всецело предал себя воле Божией и твердо решил терпеливо трудиться на том месте, какое указал ему Промысел Божий. В основу своего дела он положил молитву и духов­ное бодрствование, возлагая успех всецело на бла­гословение Божие.

Став настоятелем одноштатной церкви свт. Ни­колая в Кленниках, о. Алексий ввел здесь ежеднев­ное богослужение, в то время как обычно в малых храмах оно совершалось лишь два-три раза в сед­мицу. Приходил Батюшка в храм часам к пяти утра, сам и отпирал его. Благоговейно приложившись к чудотворной Феодоровской иконе Божией Мате­ри и другим образам, он, не дожидаясь никого из причта, готовил все необходимое для Евхаристии, совершал проскомидию. Когда же подходил уста­новленный час, начинал утреню, за которой неред­ко сам читал и пел; далее следовала литургия.

«Восемь лет служил я литургию каждый день при пустом храме, — рассказывал впоследствии ба­тюшка. — Один протоиерей говорил мне: «Как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. За­ходил в церковь — пусто. Ничего у тебя не выйдет, понапрасну звонишь». Но о. Алексий этим не сму­щался и продолжал служить.

По установившемуся тогда обычаю москвичи говели раз в году Великим постом. В храме же Николы-Кленники[1] на улице Маросейке можно было в любой день исповедаться и причаститься. Со вре­менем это стало Москве известно. Описан случай, когда стоящему на посту городовому показалось подозрительным хождение неизвестной в очень ранний час по берегу Москвы-реки. Подойдя, он узнал, что женщина впала в отчаяние от тягот жиз­ни и пришла топиться. Он убедил ее оставить это намерение и пойти на Маросейку к о. Алексию...

Скорбящие, обремененные горестями жизни, опустившиеся люди потянулись в этот храм. От них пошла молва про его доброго настоятеля. 

Жизнь духовенства многочисленных малых приходов того времени была материально тяжела, плохими часто бывали и бытовые условия. Неболь­шой деревянный домик, в котором помещалась семья о. Алексия, был ветхим, полусгнившим; сто­ящие вплотную соседние двухэтажные дома зате­няли окна. В дождливое время ручьи, сбегая вниз с Покровки и Маросейки, текли во двор храма и в подвал домика, в квартире всегда было сыро.

Матушка Анна Петровна тяжело болела, у нее началась сердечная водянка с большими отеками и мучительной одышкой. Она жестоко страдала и стала просить о. Алексия перестать ее вымаливать. Скончалась Анна Петровна 29 августа 1902 года в день усекновения главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.

О. Алексий очень горевал и был безутешен. Од­нажды в разговоре о значении скорбей он расска­зал о себе: «Господь посещает наше сердце скорбями, чтобы раскрыть нам сердца других людей. Так было в моей жизни. Случилось у меня боль­шое горе — лишился я подруги жизни после мно­гих счастливых лет совместной жизни. Господь взял ее и для меня померк весь свет. Заперся я у себя в комнате, не хотел выходить к людям, изли­вал свою скорбь пред Господом».

В то время приехал в Москву ныне прославлен­ный святой праведный о. Иоанн Кронштадтский. Знакомая с ним и очень близкая о. Алексию купеческая семья Беловых, жившая в доме № 9 по Маросейке и владевшая распо­ложенными на его первом этаже продовольствен­ными магазинами, пригласила его к себе домой. Сделано это было, несомненно, для встречи с кронштадтским пастырем о. Алексия.

«Вы пришли разделить со мной мое горе?» — спросил о. Алексий, когда вошел о. Иоанн. «Не горе твое я пришел разделить, а радость, — ответил о. Иоанн, — тебя посещает Господь. Оставь свою ке­лью и выйди к людям; только отныне и начнешь ты жить. Ты жалуешься на свои скорби и думаешь — нет на свете горя больше твоего, а ты будь с наро­дом, войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет».

После встречи с праведным Иоанном Кронш­тадтским о. Алексий был приглашен сослужить с ним в одной из московских церквей.

Благодать, Божия, обильно почивающая на кронштадтском пастыре, по-новому осветила жизненный путь о. Алексия. Сказанное ему он при­нял как возложенное на него послушание. Батюш­ке о. Алексию открылись новые горизонты. К вос­приятию благодати старчества он был, несомненно, подготовлен многими годами поистине под­вижнической жизни.

Искавших в маросейском храме помощи, над­ломленных тяжелыми обстоятельствами, взаим­ной неприязнью, погрязших во грехах, забывших о Боге, о. Алексий встречал с сердечной привет­ливостью, любовью и состраданием. В душу их все­лялись радость и мир Христов, появлялась надеж­да на милость Божию, на возможность обновле­ния души. Проявляемая по отношению к ним лю­бовь вызывала у каждого ощущение, что его боль­ше всех полюбили, пожалели, утешили.

Враг всякого насилия, Батюшка никогда не возлагал бремени тяжелого послушания. Подчер­кивая необходимость внешнего подвига, хотя бы самого малого, указывал, что прежде всего следу­ет взвесить силы и возможности. Но на что уж ре­шился, то нужно выполнять во что бы то ни стало, невзирая на усталость и другие обстоятельства. Иначе цель не достигается. И неизменно требовал хорошего отношения к родным и близким.

«Путь ко спасению, — постоянно повторял о. Алексий, — заключается в любви к Богу и ближ­ним». Любовь к ближним должна не деклариро­ваться как якобы направленная на все человече­ство, но начинаться в работе над собой в малом кругу своей семьи, в буднях повседневной жизни, во взаимоотношениях с теми, с кем Господь нас поставил. Нужно утеснять себя ради блага близ­ких нам людей, перестраивать свою душу, перела­мывать свой характер так, чтобы ближним было легко с нами жить.

О. Алексий имел благодатный дар прозорли­вости. Приходящие к нему могли видеть, что ему известна вся их жизнь, как ее внешние события, так и их душевные устремления, мысли. Раскры­вал он себя людям в разной степени. По своему глу­бокому смирению всегда стремился не показывать полноты этого дара. О каких-либо подробностях, деталях еще неизвестной собеседнику ситуации он обычно говорил не напрямик, а рассказывая об якобы имевшем недавно место аналогичном слу­чае. Указание как поступить в конкретном деле Батюшка высказывал только раз, Если пришедший возражал, настаивал на своем, то о. Алексий уст­ранялся от дальнейшего разговора, не объяснял к чему приведет неразумное желание, даже не повто­рял первоначально сказанного. Мог иногда дать и требуемое от него благословение. Тем, кто пришел с покаянным чувством и преисполнен­ным доверия, он помогал, предстательствуя за них перед Господом и прино­ся избавление от трудностей и бед.

Имея задачей расширить сферу пастырской де­ятельности, о. Алексий стал посещать находящий­ся неподалеку Хитров рынок, пользовавшийся дурной славой. Он проводил там беседы с завсег­датаями городского дна. Посещение тех мест при­шлось через некоторый срок оставить из-за все возраставшей нагрузки в храме и вызовов на тре­бы в различные концы Москвы.

О. Алексий получил известность как добрый батюшка, к которому следует обращаться в труд­ных для семьи обстоятельствах. Не в правилах его было читать наставления, обличать, разбирать чьи-нибудь дурные поступки. Он умел говорить о мо­ральных аспектах семейных ситуаций, не затраги­вая болезненного самолюбия находящихся в кон­фликте сторон. И его приглашали на требы в кри­тические моменты.

Приезжая в готовую развалиться семью, ба­тюшка приносил в нее мир, любовь и всепрощаю­щее понимание всех и каждого. Он не порицал ни­кого, не укорял, а старался, приводя яркие случаи ошибок и заблуждений, доводить слушающих до осознания своей вины, вызывать у них чувство рас­каяния. Это рассеивало тучи злобы; и виноватые на­чинали чувствовать в своих поступках неправоту.

Надлежащее понимание нередко наступало не сразу, но позже, когда человек, вспоминая слова о. Алексия и глубже заглядывая в свою смягчив­шуюся душу, мог, наконец, увидеть, что рассказы эти имели прямое к нему отношение, и понять, какой новый путь был для него намечен.

В нижнем жилом этаже храма батюшка открыл начальную церковноприходскую школу, а также устроил приют для сирот и детей неимущих роди­телей. Дети осваивали там и полезные для них ре­месла. В течение 13 лет о. Алексий преподавал де­тям Закон Божий в частной женской гимназии Е.В. Винклер.

Благословив на писание икон свою духовную дочь Марию, пришедшую к нему в храм девочкой-подростком вскоре после смерти отца, священни­ка и художника Николая Александровича Соколо­ва, батюшка о. Алексий способствовал этим воз­рождению в дальнейшем древнерусской иконопи­си, которая находилась в забвении несколько сто­летий, уступив место живописи.[2]

Богослужения в храме о. Алексий стал совер­шать в ту пору не только утром, но и вечером (ве­черню и утреню). По воскресным и праздничным дням говорил проповеди.

Проповеди батюшки были просты, искренни, они не отличались красноречием. То, что он гово­рил, трогало сердце глубиной веры, правдивостью, пониманием жизни. Он не пользовался ораторс­кими приемами, сосредоточивал внимание слуша­телей на евангельских событиях, житии святых, сам оставаясь полностью в тени.

Молитва о. Алексия никогда не прекращалась. Она наполняла его храм, создавая в нем атмосфе­ру намоленности, которая ощущалась всеми приходившими. На своем при­мере батюшка показал, что при всем житейском шуме и суете города можно быть далеким от всего земного, иметь непрестанную молитву, чистое сердце и предстоять Богу еще здесь, на земле.

Когда его спрашивали, как наладить жизнь прихода он отвечал: «Молиться!» Призывал своих духовных чад молиться за панихидами: «Еще раз ты войдешь в соприкосновение с усопшими. Ког­да же предстанешь перед Богом, все они воздвиг­нут молитвенно за тебя руки, и ты спасешься».

О. Алексий очень чтил святыню храма чудот­ворную Феодоровскую икону Божией Матери и часто служил перед ней молебны. Однажды в пред­дверии событий 1917 года во время молебна он уви­дел, что из глаз Царицы Небесной покатились слезы Это видели и присутствовавшие богомольцы. Батюшка был так потрясен, что не смог продолжать службу, и заканчивать ее пришлось сослужившему священнику.

Число молящихся в храме все увеличивалось. Особенно после 1917 года, когда отошедшие от Церкви, испытав многочисленные беды, устреми­лись в храмы в надежде на помощь Божию. После закрытия Кремля часть прихожан и певчих Чудова монастыря перешла по благословению влады­ки Арсения Жадановского в храм о. Алексия. По­явилось немало молодежи, студентов, которые увидели, что революция вместо обещанных благ принесла новые бедствия, и стремились теперь постичь законы духовного мира.

В эти годы начали служить на Маросейке по­лучившие образование, ревностные молодые свя­щенники и диаконы, в их числе сын о. Алексия о. Сергий Мечёв, рукоположенный во иерея в Великий Четверток 1919 года, о. Сергий Дурылин, о. Лазарь Судаков и другие. Они помогали и в про­ведении лекций, бесед, организации курсов по изу­чению богослужения. Но нагрузка на о. Алексия возрастала - слишком многие желали получить его благословение на какое-либо дело, выслушать его совет. Батюшке приходилось и раньше принимать часть приходивших к нему в своей квартире в до­мике причта, построенном перед Первой мировой войной известным издателем И.Д. Сытиным. Те­перь же можно было видеть нескончаемые очере­ди у дверей домика, летом приезжие оставались ночевать во дворе храма.

В тяжелые годы гражданской войны и всеоб­щей разрухи, при отсутствии информации о повсеместном ее распространений, среди жителей сред­ней полосы появилось немало желающих продать здесь все и переехать в хлебородные южные обла­сти страны, на Украину. О. Алексий не давал бла­гословения на переезды, предостерегал от опасно­го шага куда-то бежать на свою погибель. Приво­дил слова Господа, сказанные Им в предупрежде­ние народу иудейскому через пророка Иеремию (XLII, 10-16, 22), не бежать от рабства вавилон­ского в Египет, где всех ожидает смерть от меча, голода и моровой язвы. Оставшимся же будет яв­лена милость Божия и избавление.

Велико было смирение о. Алексия. Никогда не обижался он ни на какие грубости по отношению к себе. «Я что... я убогий...» — говаривал он. Заста­вив духовную дочь вспомнить на исповеди, что она плохо говорила о своей родственнице, да не придала этому значения, он сказал ей: «Помни, Лидия, что хуже нас с тобою во всем свете никого нет».

Сторонился батюшка проявлений по отноше­нию к себе знаков почтения, уважения, избегал пышных служб, а если приходилось участвовать, то старался встать позади всех. Тяготился награ­дами, они обременяли его, вызывали его глубокую, искреннюю скорбь.

В богослужении о. Алексия сердца молящихся трогало чтение и пение им покаянных молитв. Ве­ликий канон Андрея Критского на первой неделе Великого поста он читал с плачем, плакали и бо­гомольцы. На пасхальной заутрени, как вспоми­нал его сын о. Сергий в письме к духовным детям из ссылки, Батюшка, радостный и ликующий в эту ночь, со слезами пел древним самоподобном икос, повествующий об оплакивании Христа женами-мироносицами. Чувствовалось, что вся внутренняя его рыдает при словах «и плачим, и возопиим: о, Владыко, востани, падшим подаяй воскресение». Плакал и взывал он о себе, о падших людях, про­сил даровать всем воскресение.

Истинными духовными друзьями о. Алексия были современные ему оптинские подвижники — старец иеросхимонах Анатолий (Потапов) и скитоначальник игумен Феодосий (Поморцев). Они изумлялись подвигу московского старца «во граде яко в пустыни». О. Анатолий приезжавших к нему москвичей направлял к о. Алексию. Старец Некта­рий говорил кому-то: «Зачем вы ездите к нам? У вас есть о. Алексий».

О. Феодосий, приехав как-то в Москву, посе­тил маросейский храм. Был за богослужением, ви­дел, как идут вереницы исповедников, как истово и долго проходит служба, подробно совершается поминовение, как много людей ожидают приема. И сказал о. Алексию: «На все это дело, которое вы делаете один, у нас бы в Оптиной несколько человек понадобилось. Одному это сверх сил. Господь вам помогает».

В единомыслии с о. Алексием был наместник Чудова монастыря в Кремле архимандрит Арсений (Жадановский), с 1914 года - епископ Серпуховс­кой. Он высоко ставил пастырскую деятельность батюшки, мудрого городского старца, «приносяще­го людям нисколько не менее пользы, чем какой-либо пустынник. Он в образе иерея, был одним из тех подвижников, о которых пророчествовал прп. Антоний Великий, говоря, что придет время, когда иноки, живя среди городов и суеты мирской; будут сами спасаться и других приводить к Богу».

Святейший Патриарх Тихон всегда считался с отзывом Батюшки в случаях хиротонии, затем предложил ему взять на себя труд по объединению московского духовенства. Заседания проходили в храме Христа Спасителя, но по условиям того вре­мени вскоре были прекращены. Отношение духо­венства к Батюшке было весьма различным. Мно­гие признавали его авторитет, часть пастырей были его духовными детьми и последователями, но не­мало было и тех, кто критиковал его.

Дважды батюшку вызывали на собеседование в ОГПУ (в конце 1922-го и 17/30 марта 1923 года). Запрещали принимать народ. Во второй раз бесе­да была недолгой, так как увидели, что он тяжело болен, страдает очень сильной одышкой.

В последних числах мая по новому стилю О.Алексий поехал, как и в прошлые годы, отды­хать в Верею – небольшой городок Московской области, где у него был маленький домик. Перед отъездом служил в маросейском храме свою пос­леднюю литургию, прощался с духовными детьми, уходя, простился с храмом.

Скончался о. Алексий в пятницу 9/22 июня 1923 года. Последний вечер он был радостен, лас­ков со всеми, вспоминал отсутствующих. Смерть наступила сразу же, как только он лег в постель.

Церковные общины Москвы во главе со своими пастырями приходили одна за дру­гой петь панихиды и прощаться с почившим до самого утра следующего дня. Чтобы дать возможность всем пришедшим помолиться, служили вечером две заупокойные всенощные - одну в церкви и другую во дворе. Литургию и от­певание совершал во главе сонма духовенства ар­хиепископ Феодор (Поздеевский), настоятель Да­нилова монастыря. Незадолго до смерти о. Алексий написал преосвященному Феодору письмо, прося его об этом. Владыка Феодор находился тог­да в тюрьме, 7/20 июня был освобожден и смог исполнить желание батюшки.

Всю дорогу до кладбища пелись пасхальные песнопения. Проводить о. Алексия в последний путь прибыл на Лазаревское кладбище исповедник Христов Святейший Патриарх Тихон, только что освобожденный из заключения. Он был востор­женно встречен множеством народа. Исполнились слова Батюшки: «Когда я умру — всем будет ра­дость». Святейший благословил опускаемый в могилу гроб, первый бросил на него горсть земли.

О. Алексий говорил при жизни своим духовным чадам, чтобы они приходили к нему на могилку со всеми своими трудностями, бедами, нуждами. И многие шли к нему на Лазаревское кладбище.

Через десять лет в связи с закрытием Лазарев­ского кладбища останки о. Алексия и его жены были перенесены 15/28 сентября 1933 года на клад­бище «Введенские горы», именуемое в народе Не­мецким. В перенесении участвовали члены Маросейской общины иконописец Мария Николаевна Соколова, псаломщик и регент левого хора церк­ви Петра и Павла в Лефортове Клавдия Никаноровна Невзгодина, староста уже закрытого в 1932. году храма свт. Николая в Кленниках врач-невро­патолог Сергей Алексеевич Никитин, только что вернувшийся по отбытии срока из лагеря, в буду­щем — епископ Стефан. Владыка Стефан расска­зывал, что тело о. Алексия было в ту пору нетлен­ным. Лишь на одной из ног нарушился голенос­топный сустав и отделилась стопа.

Все последующие десятилетия могила о. Алек­сия была, по свидетельству администрации кладби­ща, самой посещаемой. Люди узнавали о старце, слу­шая рассказы о полученной помощи, а позднее — читая публикации о нем. Многие, прося его заступ­ничества в своих бедах и трудных житейских обсто­ятельствах, бывали утешены батюшкой.

После Великой Отечественной войны над мо­гилой батюшки за деревянным крестом был по­ставлен белый мраморный памятник. Говорят, что это сделал кто-то из его духовных детей, эмигри­ровавших на Запад. О. Алексий высказывался о том, что забудут название места, где расположен маросейский храм (Маросейка была переимено­вана в улицу Богдана Хмельницкого), и что к нему приедут из Франции духовные дети.

При отсутствии надписей на кресте и памят­нике ориентиром для впервые приходящих явля­лись «два креста», второй из них – тот небольшой что над памятником. Через некоторое время деревянный крест был снят племянником Марии Николаевны Соколовой; она использовала дерево на доски для икон.

Регулярно приходилось добавлять земли на могильный холмик: просившие у о. Алексия по­мощи уносили ее с собой.

В 1990-х годах, после открытия храма свт. Нико­лая в Кленниках, памятник был надписан. В ниж­ней части надгробия снова стояли близкие сердцу о. Алексия слова апостола Павла: «Друг друга тяготы носи́те и тако исполните закон Христов».

За свою священническую жизнь о. Алексий со­здал удивительную духовную общину в миру, дей­ствительно возродившую, как он и хотел, дух древ­ней апостольской Церкви. О. Алексий и его общи­на, впоследствии возглавленная его сыном о. Сер­гием Мечёвым, привлекли и объединили многих замечательных людей — священников и мирян. Эта община одна из немногих выдержала времена са­мых страшных гонений и воспитала новое поко­ление ревностных служителей Церкви и благочес­тивых церковных людей, восприявших дух подлинной, благодатной христианской жизни, кото­рой научал о. Алексий.

В 2000 году от Рождества Христова централь­ным событием юбилейных торжеств стали освяще­ние воссозданного Кафедрального Соборного хра­ма Христа Спасителя и проходивший в нем Юби­лейный Архиерейский Собор Русской Православ­ной Церкви. Одним из основных деяний Собора явилось причисление к лику святых многих под­вижников веры и благочестия, прославивших Гос­пода своей праведной жизнью, а также мученичес­ким и исповедническим подвигом. В числе кано­низированных на этом Соборе были праведный старец Алексий, пресвитер Московский, и его сын священномученик Сергий.

По прославлении в лике святых праведного Алексия Мечёва было принято решение об обре­тении его честных мощей. Специально созданной Патриаршей Комиссией во главе с Преосвященнейшйм епископом Орехово-Зуевским Алексием 16 июня 2001 года мощи старца Алексия были об­ретены на московском кладбище «Введенские горы», в месте его погребения, и доставлены в Но­воспасский монастырь для подготовки их ко все­народному поклонению.

С особой торжественностью, с преднесением икон храма и хоругвей многих церквей, при пере­звоне колоколов и молитвенном пении честные мощи новопрославленного угодника Божия были 29 сентября 2001 года Крестным ходом перенесе­ны из Новоспасского монастыря в храм святителя Николая в Кленниках, где старец Алексий 30 лет трудился настоятелем. На следующий день, 30 сен­тября, Патриарх Московский и всея Руси Алексий II совершил здесь праздничную Божественную литургию.

Теперь к мощам праведного Алексия, старца Московского, как и в дни его жизни, с утра до ве­чера притекает людская река.

Имеется множество свидетельств благодатной помощи в различных нуждах по молитвам к стар­цу. Много таких случаев было отмечено при вос­становлении храма на Маросейке. В дни памяти Батюшки несколько раз неожиданно приходила помощь в оформлении документов, в срочных де­лах по ремонтным работам в храме и церковном домике; поступали пожертвования. На опыте из­вестно, когда в скорби обращаются к нему: «Ба­тюшка о. Алексий, помоги», — помощь приходит очень скоро. Это укрепляет веру в то, что о. Алек­сий стяжал от Господа великую благодать молить­ся за тех, кто к нему прибегает.

---

[1] Так назвали храм в народе, имевшем испокон веков склонность сокращать названия.
[2] Мария Николаевна Соколова, впоследствии монахиня Иулиания, стала известным высоко чтимым иконописцем. Большинство из современных наших художников-иконописцев являются прямо или косвенно ее учениками. При Московской Духовной Академии Мария Николаевна организовала в 1958 г. иконописный кружок и вела его в течение 23 лет, стремясь открыть обучающимся духовный смысл православной иконы. Иконописные труды, в том числе и наставнические, продолжены ученицами Монахини Иулиании: в Московской Духовной Академии и Троице-Сергиевой Лавре — Екатериной Сергеевной Чураковой, в Москве — Ириной Васильевной Ватагиной, возглавляющей иконописную школу при храме свт. Николая в Кленниках и являющейся профессором факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского Богословского Института.