Судьбы русской иконы в XX веке

Свершившиеся в России в начале XX века события касались всех сторон жизни нашей страны, и, конечно, все мы знаем, что во многом их последствия были катастрофичны. Важно честно об этом говорить, ничего не забывая и не упрощая. Что же в это время происходило в России, в СССР с иконой, иконописанием, иконопочитанием, хранением и реставрацией икон?

На рубеже XIX-XX веков православное население, как известно, составляло абсолютное большинство в нашей стране. Везде, в каждом доме, в каждой семье почитались иконы. Они были у всех: от царского дома до беднейших крестьян, независимо от достатка, профессий, взглядов и вкусов людей. Это не было коллекционированием для отдельных любителей или только для части нашего населения. Почитание икон было поистине общенародным и повсеместным.

Иконы рубежа XIX-XX веков были очень разного уровня и разных стилей. Бережно сохранялись старые иконы, но создавались и новые: в столицах, в малых городах и в селах. По всей стране работали иконописные мастерские.

Стоит обратить особое внимание на то, что поверхностные слои икон, которые видели люди в течение нескольких поколений, часто скрывали более древние слои, сохранявшиеся под записью. Это была своеобразная форма консервации, сохранения тех древних икон, которые становились не видны из-за потемневшей олифы. Так древние образы сохранялись в семьях не то, что десятилетиями, но порой и столетиями как святыня, как существенная, важнейшая часть домашнего семейного предания.

Но писали и другие иконы, например, так называемые «краснушки» – произведения очень быстрого письма и не всегда высокохудожественные, встречались и «подокладницы», под окладами которых нередко изображались лишь лики и руки. Была, к сожалению, и такая реальность, но были и более совершенные иконы – и с художественной, и с духовной стороны. Огромное разнообразие стилей и качества – существенная сторона икон рубежа ХIХ-ХХ веков – от попыток возвращения к более древним письмам до использования современных западных образцов.

Множество настенных росписей и икон хранили наши храмы и монастыри. Их количество не поддается исчислению, а их стилистическое разнообразие так велико, что не позволяет выделить какой бы то ни было один стиль как доминирующий. В новых храмах работали виднейшие художники-станковисты, которые вносили свой творческий вклад и в церковную живопись – Бруни, Брюллов, Васнецов, Суриков, Врубель, Нестеров, Поленов... Этот список можно продолжать, о значимости их творчества можно проводить разносторонние исследования. А вот бригада Н.М. Софонова расписывала не только новые храмы, но и реставрировала древнюю стенопись: в Софии Новгородской, в Юрьевом монастыре Новгорода... Софонову поручали «поновлять» и другие древние святыни и он пытался, в соответствии с уровнем знаний, понимания и навыков своего времени воссоздавать русские домонгольские и византийские письма.

Кроме того, иконы хранило старообрядческое население, ведь это составляло одну из существенных сторон их предания, можно сказать – старообрядческую доктрину – обязательное сохранение икон дониконовского письма. Но и у староверов были свои иконописные мастерские, и их письма не всегда были суровыми и темными, как это нередко считается.

К концу XIX века все более возрастал интерес к древнерусской иконе, все очевиднее становилась художественная ценность наших древних святынь. Император Николай II, прекрасно понимая значение национального наследия, издал указ о создании в Санкт-Петербурге «Русского музея Императора Александра III». Экспозиция древнерусского отдела составляла самое большое собрание – более 5000 икон и предметов декоративно-прикладного искусства.

К началу ХХ века подход к реставрации русских икон становится всё более профессиональным: бережным и научно обоснованным, начинаются крупные реставрационные работы. Первые открытия русских, а затем советских реставраторов этого времени по праву можно отнести к большим культурным достижениям. Обнаруживалось то, что казалось навсегда утраченным, и то, чего люди совершенно не представляли. Результаты работы реставраторов поразили всех, ведь оказались открытыми неслыханные, непредсказуемые страницы русской иконописи. В 1904 году впервые расчистили рублевскую «Троицу». Под её окладом и слоями записей оказалась невиданной яркости и светоносности икона - та самая «Троица», которую мы видим сейчас в Третьяковской галерее. Но сто с лишним лет назад это было до такой степени непривычно и непредставимо, что решено было заново ее записать, закрыть слоями олифы и снова поместить под оклад. Потому что считалось, что такой иконописи быть не может!.. Постепенно, с годами, стало приходить осмысление: какая она, подлинная русская икона, глядящая на нас из веков. Когда в 1911 году Анри Матисс осматривал в Москве одно частное собрание русских икон, он был потрясен. Недавно сделанное им открытие: возможность гармонизировать чистые цвета, писать на контрастах красного и зеленого, черного и белого без оттенков, – уже 500 лет назад было сделано русскими иконописцами. При этом икона не теряла ни содержательной стороны, ни культуры рисунка. Говорят, он упал на колени и заплакал.

1917 год принес для России небывалую катастрофу. Ценности нашей культуры, которые по праву составляли славу страны, были подвергнуты разрушению, варварскому уничтожению, поруганию. Это были гонения, сравнимые, а в чем-то превосходившие гонения на первых христиан и по массовости, и по степени ненависти. Уничтожались храмы, их росписи стирались в пыль, иконы сжигались или вагонами вывозились за границу. Поэтому все, что осталось нам сейчас, это лишь малая часть дореволюционной культуры. Мы можем ее постигать и осмысливать только по тем крохам, что оставило нам не просто равнодушное время, а орда сознательно действовавших разрушителей. Как тут можно сказать, что это только для Церкви катастрофично! Это была катастрофа для всего народа, для всей страны – обеднение и разруха не только в материальной, но и культурной жизни. В том и беда, что идеалы «Шариковых» находили поддержку во всех слоях общества. Если и не было у новой власти задачи полностью уничтожить крестьянство, науку или армию, то была задача уничтожения церковной культуры, и она планомерно осуществлялась. В этом принципиальная разница: церковная культура была не просто не нужна безбожной власти, а была для нее опасна, и потому недопустимо ее существование, а тем более – ее развитие.

Вместе с уничтожением материальной культуры ставилась задача перевоспитания всего народа, «создание нового человека». Еще Ф.М. Достоевский пророчески предупреждал, что это будет происходить только через уничтожение веры, ее поругание, презрение к ней, насмешки, искажение и ложь о вере. Все это происходило не просто по приказу, а с невероятной степенью жестокости. С 1917 года, практически в течение всех лет советской власти, только в разных формах, в людях воспитывалось безбожие и отрицание веры. С малых, почти с дошкольных лет сознательно внедрялось, прививалось детским душам глумливое и высокомерное отношение ко всему тому, чем жила Россия до этого страшного переворота. Мы даже не в состоянии сейчас представить количества тех костров из икон, которые горели по всей стране, и масштабов изменений, насильственно производившихся в человеческих душах.

Вместо многотысячных крестных ходов с иконами и хоругвями, проходивших повсеместно при участии представителей всех слоев общества, вплоть до царской семьи, по всей стране пошли демонстрации с совершенно другими изображениями. Власть знала, что народом востребованы священные изображения и повсеместно подменяла их новым культом. На место икон в иконостасах уцелевших храмов ставились изображения вождей новой жизни, эти же портреты заменяли иконы в учреждениях и домах. С детства людям сознательно внедрялось, прививалось презрительное, насмешливое, злобное отношение ко всему, чем жила Россия до этого страшного переворота. Постепенно, не только в «безбожную пятилетку» 1928 – 1932 гг., а многими десятилетиями, извращалась традиция, прерывалась связь поколений. Сегодняшние реалии – это последствие глобального переворота в отношении к человеку как к образу и подобию Божию. И если вернуться к проблеме иконного образа, не забудем, что корни иконопочитания связаны именно с таким отношением к человеку.

К середине ХХ века икона в домах верующих людей из «красного угла» все чаще переходит в «места потаенные» – за занавески в деревнях и в особые шкафчики с закрывающимися дверцами в городских квартирах. Дореволюционные центры иконописного мастерства, такие как Палех, Холуй, Мстёра, теперь занимаются псевдонародной декоративной росписью шкатулок, сувениров и детских игрушек. Лучшее из того, что уцелело, свозится из разграбленных храмов в областные центры и в Москву, Ленинград, становится предметом музейных экспозиций. К иконе приучают относиться только как к чему-то ушедшему, к «раритету».

И все же оставались люди, верные Богу и Церкви, традиции, православной культуре. Под руководством св. прав. Алексия Мечёва и его сына сщмч. Сергия Мария Николаева Соколова в храме святителя Николая в Клённиках продолжала традиции иконописания. Мария Николаевна являлась одной из немногих, кто понимал разницу между изображениями на религиозные темы и канонической иконой, имеющей особое предназначение и, стало быть, – особый язык. Она была и иконописцем, и реставратором, и педагогом. Пусть учеников было немного, но к ним перешла от нее закваска подлинной церковной культуры. Мария Николаевна (в монашестве Иулиания) писала образы сначала для своей общины, потом для храмов, где служили сосланные пастыри, например, архимандрит Борис (Холычев) в Фергане. При восстановлении Троице-Сергиевой Лавры М.Н. Соколова трудилась как реставратор и как иконописец, расписав Серапионову палату Никоновского придела Троицкого Собора. Ею же был написан совершенно ранее не существовавший образ «Всех святых в земле Российской просиявших». Под руководством святителя Афанасия Ковровского, делившегося с нею своими размышлениями о создании иконы из ссылок, тюрем и лагерей, Мария Николаевна создала эту новую иконографию. Она вела эту работу, рискуя быть арестованной и уничтоженной, потому что тогда любое иконописание приравнивалось к антисоветской пропаганде (какая там свобода творчества?!). Свои технологические изыскания в области реставрации и крайне интересные богословские взгляды М.Н. Соколова собрала в ныне изданных книгах «Благословенный труд» и «Труд иконописца».

После революции многие сотни икон были вывезены за рубеж: эмигранты вывозили свои семейные святыни, коллекционеры – свои собрания, дельцы – легкую наживу, а советская власть – награбленные национальные богатства. Государство, отвернувшись от Бога и традиций отцов, пренебрегло и своими иконами, извергая их за свои пределы, соглашаясь на их грабительский вывоз. Так русская икона понесла свою миссию Православия Западу. Сегодня мы видим, что во многих, и в католических, и в протестантских храмах Европы стоят русские иконы или их репродукции не для украшения, а для молитвы. Православные русские люди, эмигрировавшие из России в Европу и Америку, воспринимали родную культуру через русскую икону, старались ее осмыслить. В ХХ веке во Франции трудились такие подвижники, как Леонид Александрович Успенский – теоретик и практик иконописания, оставивший нам труд «Богословие иконы»; инок Григорий (Круг), автор книги «Мысли об иконе»; сестра Иоанна (Рейтлингер); их ученики и последователи. Но в СССР имена немногочисленных церковных исследователей иконы были преданы забвению или запрещены. Отец Павел Флоренский, в 1920-е годы много размышлявший об иконе, был расстрелян. С его трудами мы познакомились только в 1990-х годах, как и с книгой Е.Н. Трубецкого «Умозрение в красках» (М., 1916), лежавшей в спецхране.

Удивительно, что в СССР после войны начинают выходить одна за другой книги об иконописи. В основном это были исторические и искусствоведческие исследования. Но главное, что было сделано нашими реставраторами, искусствоведами, музейными работниками: они сохранили, отреставрировали и атрибутировали чудом оставшиеся в стране иконы, – т.е. ими была создан фундамент для более глубокого осмысления феномена русской иконы. Теперь черед за более глубокими церковными исследованиями, непосредственно касающимися богословия иконы.

В 1947 году, на волне послевоенного патриотизма, было принято постановление Совета Министров о создании Музея древнерусского искусства. Фактически возможным это стало только в 1960 году, когда Музеем древнерусского культуры имени Андрея Рублева стал бывший Спасо-Андроников монастырь. Под руководством Д.И. Арсенишвили группа верующих людей, искусствоведов, реставраторов бескорыстно, на собственные средства стала создавать музей. Они начали ездить по деревням русского Севера и бережно, тактично просить у старушек, хранивших эти шедевры, отдать им иконы, объясняя, что в Москве их сокровища увидит гораздо большее число людей, бОльшую пользу принесет то, что они сохранили. Экспозиция Рублевского музея собиралась за счет трудов таких энтузиастов в 1960–70-х годы. Реставрационный центр Музея работает до сих пор.

Еще за десятилетия до перестройки культура русской Церкви начала возрождаться изнутри, вырастали церковные реставраторы и иконописцы. В 1970-х годах в Москве, в Николо-Кузнецком храме под духовным окормлением протоиерея Всеволода Шпиллера работала ученица М.Н. Соколовой, Ирина Васильевна Ватагина – реставратор Рублевского музея, иконописец и педагог. Ею были расписаны алтари храма, а также, задолго до прославления, создан образ преподобного Андрея.

В 1980-е годы приходит время подготовки к празднованию тысячелетия крещения Руси. Невозможно передать огромный духовный подъем, охвативший все православное население нашей страны при известии о воссоздании Данилова монастыря. Многие люди приносили свои иконы, иногда последние, в Данилов, чтобы послужить его восстановлению. В это время становится понятно, что иконопись – это не что-то отжившее и принадлежащее лишь музеям, что есть и будет востребованность и в новых иконописцах, и в реставраторах, и церковных хранителях икон. Первые восстановленные иконостасы Данилова монастыря всеми воспринимались, как новая страница русской церковной истории. Ведь в их создании участвовали и реставраторы, восстановившие старые иконы, и иконописцы, дописавшие недостающие образы. В 1988 году на Поместном Соборе нашей Церкви впервые в Её истории к лику святых причислен иконописец - преподобный Андрей Рублев.

Пришли новые времена, в 1990-х годах множество икон и храмов возвращалось Церкви. Какими именно они возвращались? – Конечно, руинированными, полуразрушенными. Теперь для Церкви встала проблема их восстановления и сохранения. К сожалению, совсем немного примеров, когда древние иконы сохраняются так, как должно. Среди них: «Владимирская» икона Божией Матери, новгородское «Знамение», «Боголюбская», «Толгская» иконы.

Проблемы остаются: ведь часто иконы передаются в полуразрушенном виде, и требуется титаническая работа по их восстановлению. Музеи не спешат расстаться с тем, что по своей природе принадлежит Церкви. И в России, и на Западе иконы нередко становятся предметом торга, модного коллекционирования. Русские иконы на аукционах «Сотбис» и «Кристис» продаются по огромным ценам. Сейчас, наверное, нет такого города в Европе, где в антикварных магазинах не было бы русских икон. Но знаменательно то, что практически в каждом католическом и протестантском храме мы можем видеть русские иконы!..

***

Работа современных иконописцев идет по очень разным направлениям. Есть совершенно невежественные художники, работающие без всякой традиции и школы. Они, к сожалению, нередко бывают востребованы из-за дешевизны их работы. Есть те, кто осваивают лишь западную традицию, восстанавливают официоз, западный имперский стиль и думают, что это лучшее, что можно сейчас сделать. Есть те, кто пытается восстановить национальный стиль, но восстанавливают его только в формах Поволжья XVII века, думая, что это и есть квинтэссенция русского стиля. Есть те, кто работает в домонгольской и византийской традиции, осваивая истоки иконописания. Хорошо, что сейчас есть возможность освоения разнообразных стилей, есть возможность впитывания всей полноты традиции.

Но, сегодня есть и такие вызовы и проблемы, как массовое тиражирование икон, когда икона становится просто сувениром, обесценивается, сводится на нет ее уникальность, теряется сакральный смысл иконы, благоговейное отношение к ней. Иногда в иконной технике изображают вовсе неканонизированных личностей. Бывает, что внутри храмов изображается то, что и иконой-то назвать нельзя. Тогда икона перестает быть идентичной самой себе. Эти вызовы остаются, и отвечать на них предстоит и будущим поколениям.

Какие уроки можем мы извлечь из потерь и подвигов ХХ века? Еще долгое время всем нам предстоит размышлять над последствиями прошедшего столетия. Но каковы бы ни были дальнейшие выводы, нам важно, чтобы не умирали традиции, чтобы икона оставалась самой собой: святыней, литургическим искусством, впитавшим все лучшее из истории Вселенской Церкви, начиная от катакомбных времен. Иногда это совсем небольшие остатки, но для нас они тем более должны быть драгоценны. Наше иконное наследие ждет своего осмысления и освоения.

Для нас свят подвиг новомучеников, которые умирали так же, как мученики первых веков и времен иконоборчества, в том числе и за икону, как таковую, но главное за то, чтобы Образ Божий не умирал ни в человеке, ни в нашей культуре. Важно, чтобы оставалась именно такая преемственность – не в стилях, как в таковых, а в отношении к образу.

Кратко, только пунктиром я смог обозначить основные вехи того, что происходило с русской иконой за эти сто лет. Названы далеко не все досточтимые имена и значимые события и факты. Это огромная тема, которая еще требует осмысления и многих, разносторонних исследований.

Прот. Николай Чернышев. Январь, февраль 2017г.