Елена Васильевна Гениева, духовная дочь священномученика Сергия Мечева – из плеяды замечательных женщин Серебряного века. Об ушедших прабабушках и бабушках может достоверно рассказать лишь очевидец – тот, кому довелось слышать их голоса, видеть лица. К счастью, в случае с Е.В. Гениевой рядом с нею была внучка, Екатерина Гениева (+9.07.2015; культурный и общественный деятель, генеральный директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы). Опубликованы такие сведения о семье Екатерины Гениевой: «Бабушка, Елена Васильевна Гениева (урождённая Кирсанова; 1891—1979), в 1921—1926 годах ежегодно отдыхала в «Доме поэтов» Максимилиана Волошина в Коктебеле, состояла в переписке с рядом деятелей русской литературы; её корреспонденция 1925—1933 годов с С. Н. Дурылиным была издана отдельной книгой <...> Дед, инженер-гидролог Николай Николаевич Гениев (1882—1953)». Упоминается в другом месте, что Е.В. Гениева была переводчиком. Но это лишь самая общая информация. Ниже публикуем отрывки (выбранные и перекомпонованные) живых воспоминаний Е.Ю. Гениевой о бабушке, вошедших в упомянутую выше книгу.
Отточия в угловых скобках разделяют отрывки текста. В круглых скобках курсивом даны пояснения к именам, встречающимся в тексте.
Предварим текст воспоминаний ключевыми словами Екатерины Юрьевны Гениевой: «У меня на сей счет есть только память сердца и память услышанных обрывков разговоров. В те годы никто не называл вещи своими именами». «Кем же была Елена Васильевна Гениева? <...> родилась в дворянской семье среднего достатка. Ее отец — Василий Эрастович Кирсанов <...> был начальником Николаевской железной дороги <...> был женат на Эмилии Ивановне Золотаревой. Им принадлежало некоторое количество унаследованных имений в Ивано-Вознесенской губернии, где-то на Дону — об этом я знаю из упоминаний бабушки и пожелтевших фотографий. Семья была многодетной <...> Для меня Елена Васильевна была моей бабушкой, подругой, наставником, учителем, человеком, сумевшим передать мне важность ответственности веры, умение общаться, разговаривать с людьми, которые выше тебя по социальному статусу, и ниже тебя. <...> Ее дача на 43-м километре была не просто одной из площадок катакомбной церкви, но местом соединения и спасения многих человеческих судеб. Один из наиболее ярких примеров — это ее увенчавшиеся успехом хлопоты об укрытии в сумасшедшем доме философа, поэта-переводчика и католического священника Сергея Соловьева, которому грозил ГУЛАГ. Как считали все близкие, это спасло и продлило его жизнь <...> Для людей, которых прибивало к этому дому, она была часто последним пристанищем. Не знаю, какому числу людей она смогла помочь, но, может быть, именно поэтому она так чтила доктора Гааза и всегда, когда мы бывали на нашей семейной могиле на Немецком кладбище, подводила меня к месту его упокоения и говорила: "Здесь покоится святой". <...> Здесь отдыхал летом будущий патриарх Пимен, друживший с моей бабушкой, а для меня — наперсник игры в прятки. К тому же он был пациентом моей мамы — у него была профессиональная болезнь — трофические язвы от долгого стояния на коленях. И таких судеб перед моим мысленным взором проходят десятки <...> Дом, открытый всем, не только ветрам, но и каждому входящему, будь он белый или красный, был прообразом той глубинной внутренней эмиграции, о которой, как кажется, еще совсем мало написано. <...> истинная жизнь была внутри, скрытая от чужих глаз, которую даже непосредственный участник, я, пятилетняя, не могла до конца распознать. И в этом была ее охранная грамота. <...> Я и про них, людей, с которыми жила бок о бок, знала лишь часть правды. Спустя много лет выяснилось, что тетя Леночка (Елена Владимировна Вержбловская), — неунывающее существо, до страсти любившая животных, отличная машинистка, через пальцы которой — но уже позже — прошли все, тайком отправляемые на Запад, рукописи о. Александра Меня, — была на самом деле, тайной монахиней Досифеей. А она и моя бабушка, и их ближнее окружение — семья Нерсесовых-Ефимовых, познакомившая, как потом оказалось, мою бабушку с Дурылиным, принадлежали к одной духовной общине (прихожане храма Николо-Клённики, чада маросейских священников) <...> Уже после смерти бабушки, где-то в начале 80-годов я начала разбирать ее весьма обширный архив: переписку с Сергеем Михайловичем Соловьевым, Михаилом Васильевичем Нестеровым, Василием Васильевичем Розановым, Максимилианом Волошиным, да и другими яркими персонами Серебряного века. Среди них было и около 100 писем Дурылина. <...>
<...> Собираясь в церковь в Москве, уже будучи очень пожилой, она готовила поминальные записочки. Первыми стояли два отца Сергия (священномученик Сергий Мечев, духовный отец Е.В. Гениевой, и священник Сергий Дурылин), Николай Николаевич (муж Елены Васильевны) и все те, кого она пережила за свою долгую жизнь. Бабушка умерла 6 февраля 1979 года, в день иконы "Утоли мои печали"... в возрасте 87 лет, и ее смерть снова вернула меня в тот главный дом ее жизни. Она сломала шейку бедра, оперировать ее было невозможно, она оказалась в больнице, хотя всем казалось, что она умрет в своем кресле в окружении ее главных друзей — книг. <...> Я понимала, что она умирает, и знала, что самое главное и для нее и для меня — ее причастить. Но как это можно было сделать в условиях советской больницы в те годы? За один приход священника в больницу он мог лишиться сана навсегда. Но, тем не менее, нашелся такой смельчак, которому она когда-то очень помогла. Думаю, что боялся и он, и я, но во время чина соборования казалось, что больница вымерла: все погрузилось в какой-то сон, никто не ходил по коридорам, никто не стонал, и бабушка вдруг очнулась и начала говорить по-русски. Когда этот смертельный номер с причастием завершился, я проводила священника в гардероб, вернулась в палату и начала что-то делать около бабушки. И вдруг услышала то, что никак не рассчитывала услышать от человека, путающего явь с неявью: "Когда я умру и, не спорь со мной, это будет очень скоро, я буду просить Бога, чтобы тебе было хорошо. Я все вижу". Я думала, что она бредит, и поэтому спросила: "Бабушка, а где ты?". И она, с трудом приподнявшись на больничных подушках, как-то по-ахматовски величественно сказала: "Разве ты не видишь? Я в церкви. Кругом иконы". А дальше перешла снова на французский и говорила с дорогим Сержем, и кто это был из двух отцов, я сказать не могу, но твердо знаю, они вдвоем ее встречали.<...>
Литература и источники:
Материал из Википедии — Елена Васильевна Гениева
Екатерина Гениева «Я никому не писал так, как Вам...» Переписка Сергея Николаевича Дурылина с Еленой Васильевной Гениевой.
«Я никому так не пишу, как Вам...» // переписка С. Н. Дурылина и Е. В. Гениевой. М.: Центр книги Рудомино, 2010. 544 с., ил.
